Требуется… рабочий класс
В текущем году закрылась последняя шахта Прокопьевска — имени Дзержинского
Исторически сложившийся шахтерский город сменил вектор развития, и в планах стоит задача: сделать жемчужину Кузбасса территорией… машиностроения.
О том, как менялся Прокопьевск, как люди находили себя в новых реалиях, журналист «УК» поговорил с Любовью Рытиковой, руководителем Прокопьевского центра занятости.
Вернемся в воспоминаниях к самому началу. В девяностые годы.
— Шахты, которые находились в государственной собственности, закрывались на деньги Всемирного банка, — рассказывает Любовь Генриховна. — Это сегодня угольные предприятия частные, и только частник решает, закрывать или нет производство. Тогда же, в девяностых, деньги государством выделялись на переобучение шахтеров, на профориентацию, содействие в трудоустройстве. Все это делалось для снятия социальной напряженности. Время было трудное, большие задолженности по заработной плате в разных сферах.
В 1997 году на деньги Всемирного банка был создан Региональный центр развития человеческих ресурсов при областном управлении занятости по Кемеровской области. Специально для работы с шахтерами. Центр действовал до 2001 года. Мы работали по его программам, в которых учитывался мировой опыт реструктуризации угольной промышленности. У нас такого опыта не было, люди оказались не готовы к переменам. Вышли из Советского Союза и сразу оказались в рыночной экономике! Шахтеров всегда отличало обостренное чувство справедливости. Потому и прокатилась волна забастовок.
Служба занятости занималась переобучением шахтеров и их трудоустройством. А мы в Региональном центре развития человеческих ресурсов по Прокопьевску учились превентивной психологической работе. В то время я была директором прокопьевского филиала регионального центра. У службы занятости были свои задачи, а мы, сотрудники центра, состояли при этой службе. Работали конкретно с угольщиками.
Мы подготавливали людей к тому, что они пойдут на рынок труда. Занимались психологической и социальной адаптацией. Встречались с каждым человеком, узнавали его надежды и возможности. Прорабатывали, какие у него имеются варианты действий в будущем. И после, если увольнение происходило, человек приходил в службу занятости
Кстати, уже тогда на предприятиях было введено переобучение. Сегодняшние меры поддержки человека при увольнении перекликаются с теми, что были заложены в 90-х. На первых порах к нам приезжали консультанты Всемирного банка из Великобритании и оказывали помощь, рассказывали, как правильно действовать.
Было очень сложно. Ведь в городе почти все предприятия были связаны с угольной промышленностью. И все они стали постепенно сокращать численность трудящихся или вовсе закрывались. Рабочих мест не хватало. Покупательская способность резко упала. «Челноки» с трудом могли заработать...
— Какие советы давали консультанты из Великобритании?
— Поскольку мы сами не знали, что и как делать, их помощь была ощутима. Ведь у англичан уже был собственный опыт реструктуризации угольной отрасли. Нам говорили, что важно выслушать людей и быть готовыми к тому, что реакция будет неоднородной. Быть готовыми отвечать на самые разные вопросы и дать понять людям, что им помогут. Мы должны были разъяснять, куда и с какой проблемой можно обратиться, где можно получить необходимое образование и за счет какой помощи. В принципе, мы сейчас по тем же заложенным стандартам и работаем. Они оказались универсальными. Что для западных стран, что для России.
— А были какие-то рекомендации от Всемирного банка, которые у нас трудно приживались?
— Прежде всего — это открытие своего дела. Мы ведь привыкли работать на государство. К тому же шахтеры вообще приспособились к коллективному труду. А тут нужно стать индивидуальным предпринимателем. Очень сложно перестроиться. Даже после закрытия шахт люди собирались, говорили между собой — мы все еще восстановим. Долго ходили легенды о возобновлении работы шахт.
— Сложно было убедить людей принимать решения, свыкнуться с мыслью, что родная шахта будет закрыта?
— Да, работа была не из простых. Ведь шахтеры утвердились во мнении, что они трудовая элита. Высокая заработная плата, сильная сплоченность коллективов, честь и почет в обществе.
Тогда мы впервые ввели бизнес-консультирование. С западной точки зрения ситуация выглядела так: раз люди пошли на рынок труда, они должны заняться собственным бизнесом. Появились первые бизнес-инкубаторы. Промышленная палата проводила много мероприятий. Бизнес-консультанты рассказывали людям, как они могут открыть собственное дело.
— Можно сказать, что вы меняли сознание не только шахтеров, но и общества в целом?
— Конечно. Ведь эти изменения касались их семей. А значит, затрагивали большую часть населения города. В 1997 году люди еще, как говорится, «ждали до последнего». Не верили, что их шахта закроется и не особо стремились действовать, меняться. Но предприятия постепенно закрывались. Где-то люди бригадами уходили на другие шахты. Бывало, кто-то приходил и требовал — вот, мол, в других странах уволенных шахтеров завалили деньгами. Мы объясняли, что такого не будет, а будет посильная помощь. Что нужно искать новое место работы. Которое не будет в пяти минутах от дома, как привыкли. Придется ездить в тот же Прокопьевский район или другой город. А может, даже рассматривать вариант вахтового метода работы.
Ведь у нас еще в Советском Союзе была традиция трудовой миграции. Шахтеры ездили в Якутию, в Воркуту на заработки. И Кузбасс — яркий пример; в 30-х годах сюда съезжались на работу со всей страны. Многие оставались и поколениями трудились на одном предприятии. В 90-х ситуация изменилась. Но люди уже прижились на кузбасской земле. Поселились компактно поселками возле шахт. Вместе растили детей, вместе спускались в забой. Этот образ жизни отложился на подсознательном уровне. Поменять его было сложно.
Теперь мы можем сравнить. Сейчас люди, если видят, что предприятие идет к закрытию, довольно быстро принимают решения сменить место работы, сферу профессиональной деятельности. Сегодня не 97-й год, когда с доставкой людей к месту работы было трудно. Теперь работодатель сам заинтересован в людях и предоставляет возможность комфортной доставки на свои предприятия.
Потом Центра развития человеческих ресурсов не стало, Всемирный банк перестал выделять деньги. Теперь все, так сказать, «предувольнительные» функции выполняет служба занятости. За три месяца до крупного массового высвобождения людей государство нас обязывает проработать вопросы с собственником и руководством предприятия, с профсоюзами.
Характерный пример — закрытие последней шахты в городе. Шахты имени Дзержинского. Под высвобождение попадало более тысячи человек. Ситуация находилась на контроле у областной администрации. Три месяца на предприятии мы проводили ярмарки вакансий, приезжали представители работодателей со всей области. Кстати, с трудоустройством стало намного проще, чем в 90-х. Зачастую работодатели сами отслеживают, где планируется массовое высвобождение шахтеров и заранее предлагают свои вакансии.
— Как ситуация изменилась в нулевых?
— Опыта у нас стало больше. Со стороны государства появились программы по переобучению трудящихся. Работодателей обязали выплачивать выходные пособия и другие компенсационные выплаты. Ситуация стала благоприятней. Люди адаптировались к рынку. Зарплаты стали платить стабильней.
Кроме того, на уровне государства заранее планировались необходимые меры для трудоустройства людей с закрывающихся предприятий. Власть и бизнес паритетно подходили к решению этой задачи.
Например, когда планировалось закрытие шахты «Тырганская», в городе началось строительство вагоноремонтного завода «Новотранс». Немало шахтеров прошло переобучение и вошло в число первых заводчан этого предприятия. Вообще, закрытие «Тыргнаской» показало, что все мы вышли на иной уровень. Люди менее эмоционально восприняли это событие, чем раньше. Все происходило упорядоченно и обдуманно. Какие-то бригады переводили на другие шахты. Желающим предлагали переобучение и трудоустройство на новом заводе. У нас у всех уже появился опыт. И у работодателей, и у службы занятости, и у трудящихся. Создавались федеральные программы помощи в трудоустройстве.
Со стороны государства идет анализ рынка труда: где и сколько не хватает людей и что нужно сделать, чтобы перенаправить в нужную сторону трудовые ресурсы. Под это выделяются федеральные средства.
Особенно много средств выделялось в кризисном 2008 году. И на переобучение, и на открытие своего дела. Делалось все, чтобы у людей была работа. Много сил вложили бизнес-консультанты в изменение рынка труда. Но не всем дано быть бизнесменами. Поэтому, как только угольная отрасль начала снова подниматься, многие из бизнеса вернулись в привычную сферу труда. Но тут тоже появилась своя тонкость. Людям нужно было переучиваться с подземных профессий на специальности для открытых горных работ. Совершенно разные условия труда.
— А сейчас на рынке труда ситуация ка поменялась?
— Начали открываться новые шахты, и выяснилось, что шахтеров не хватает. Когда останавливали шахту имени Дзержинского, работодатели в очередь выстроились за шахтерами. Таков рынок труда. Если шахтерам в 90-х некуда было податься, теперь работодатели не знают, где найти специалистов. А потому собственники уделяют большое внимание социальным гарантиям, условиям труда. Но и требования к работникам возросли.
Рынок труда диктует свои условия. Все меняется, и нужно уметь адаптироваться. Кто обладает этим умением, тот без работы не сидит. Если человек видит, что можно переобучиться и получать больше на заводе, чем по горной специальности, то у него есть все возможности для смены профессии.
Заметьте, как за три десятилетия изменилась психология рабочих. Если раньше человек часто менял место работы, то ему говорили — «летун». А теперь если человек повышает свои квалификацию, профессионализм, то у него становится больше возможностей. И он вправе требовать более высокую оплату труда или пойти туда, где его труд выше оценят.
— В последнее время много говорится о том, что Прокопьевск должен стать городом машиностроителей. Хватит ли нам для этой задачи нужных трудовых ресурсов?
— Все снова кардинально изменилось по сравнению с девяностыми. Угольная промышленность начала испытывать подъем, и тут же поднялись машиностроительные предприятия в городе. Все взаимосвязано. Остро не хватает токарей, фрезеровщиков и так далее.
Сегодня в машиностроении хорошие рабочие места. К сожалению, есть большой дефицит молодых кадров. Мастера уже уходят на пенсию, а смену им не подготовили. Сегодня обучают заводским профессиям, но современная молодежь уже не хочет работать у станка. Возможно, в этом есть и наша недоработка. Будем больше рассказывать о том, что трудиться в машиностроении престижно и интересно. Ведь совершенно другие станки, другой уровень, они управляются с компьютера.
В Прокопьевске теперь нет шахт, но есть хороший машиностроительный кластер с потенциалом развития. Город постепенно становится машиностроительным, а не шахтерским. Об этом рассказываем сегодняшним школьникам на мероприятиях по профориентации. Нам необходимо восстанавливать рабочий класс.
Игорь СЕМЕНОВ